— Поздно… — прошептал химик. — Я… не хотел. Я… отказался… делать бомбы. Скоро… месяц или два… предупредите…
Его тело скрутило судорогой, изо рта толчком выплеснулась кровь. Потом тело Бархатова безжизненно вытянулось и замерло.
— Наверное, кто-то здесь его стерег, — сказал за спиной Олега филер. — Услышал выстрел, пырнул ножом и ушел через окно.
— Зачем? — резко обернулся к нему Олег. — Он же был… с ними?
— Вы же сами слышали, пан Кислицын, — пожал плечами поручик. — Наверное, он отказался делать бомбы, и они сочли его предателем. Опять же, вы к нему приходили. Могли решить, что продался Охранке, а с предателями эсеры не церемонятся. Но вот же сучьи дети – не побоялись вернуться на засвеченную явку!
— Значит, — пробормотал Олег, — значит… из-за меня? Из-за меня убили?
— Не исключено, — филер снова пожал плечами. — А может и нет. Пойдемте-ка отсюда, Олег Захарович. Не ровен час, вернутся. Не отобьюсь я один от двоих-троих голыми руками. Надо в полицию сообщить и обыск по полной форме учинить. Хотя не думаю, что найдут что-то… Пойдемте.
Он цепко ухватил за рукав Олега, на которого напал какой-то столбняк, и потянул его к выходу. Тот, не сопротивляясь, двинулся за ним. Из-за меня погиб человек… Из-за меня погиб человек! — билось у него в висках. Из-за меня!
Дальнейшее как-то плохо отложилось у него в памяти. Он долго-долго переступал на месте по полужидкой грязи, бесконечно тянущейся под ногами, потом еще дольше трясся на какой-то деревянной скамейке. Откуда-то издалека доносились голоса – квартирного хозяина, потом Оксаны, еще потом, кажется, Болотова и Зубатова… Его окутал сплошной мрак, сквозь который лишь изредка проглядывали непонятные искорки света, впрочем, быстро гаснущие в пустоте. Мыслей больше не было. Осталось лишь бескрайнее мрачное болото, в котором его медленно-медленно, но неумолимо затягивала в себя бездонная пучина. Иногда во тьме вспышкой проносилось: я убил человека! Снайпер на водомете снова целился в него из винтовки, и браслет на запястье наливался неумолимой тяжестью, пригибая к земле. Бушевала толпа, и Пашка кричал на охранников, а плечо пронизывала острая, но какая-то приглушенная боль. Ты же знаешь, Олежка, сказал Шварцман, доставая из кармана нож, ты хороший парень, но Народный Председатель из тебя никакой. Государству нужна твердая рука. Например, я. Мы обещали не вмешиваться в естественное развитие событий, возразил ему Хранитель, но данный вариант естественным не назовешь. Поэтому для активизации терминала вам, Олег Захарович, достаточно вслух произнести «Связь!» Впрочем, никто не мешает вам придумать собственную процедуру активации. Он нажал кнопку включения телевизора. Тяжелый танк выплыл из экрана, натужно звеня гравиэмиттерами, и мягко опустился на опоры. Острие разрядника опустилось вниз, нацелившись точно ему в лицо, и сухо залаял зенитный пулемет.
Его вновь окутала звенящая пустота. Беловолосый человек в хорошем сером костюме вышел из ниоткуда и опустился в кресло, неподвижно висящее посреди абсолютного Ничто. Что-то мягко щелкнуло, и Ничто превратилось в обшитую резными деревянными панелями комнату, уютно освещенную настольной лампой под зеленым абажуром, пристроившейся на журналом столике у стены. Олег безразлично смотрел на гостя, ощущая под ладонями плюшевую обивку подлокотников.
— Боюсь, дальше так продолжаться не может, — задумчиво сообщил гость. — Эмоциональная нестабильность очень быстро доведет вашу матрицу до полной аннигиляции. Скажите, Олег Захарович, вам действительно настолько плохо здесь?
— Не знаю, — вяло отозвался Олег. — Я хочу домой. Я хочу снова завхозом в министерство… или снабженцем в НИИ… куда угодно. Я устал.
— Вот как, — гость покачал головой. — Да, выходит, я здорово промахнулся с выбором. Видите ли, основным критерием выбора Эталонов являлась быстрая адаптация к резкой смене обстановки. Психологический профиль, составленный за то время, что мы с вами работали, показывал, что по данному показателю у вас все в порядке. И вот смотри ж ты!
— Мы знакомы? — ради проформы поинтересовался Олег. Звон в ушах медленно проходил. Комната постепенно наполнялась деталями. На висящем поверх стенных панелей ковре возникла небольшая гравюра – золотой и серебряной фольгой по иссиня-черной стали, береза с раскидистой кроной, гордо и одиноко возвышающаяся на скале на фоне закатного неба. Другой ковер, с рисунком тигровой шкуры по всей поверхности, расстелился под ногами. В окно заглянул краешек луны, который быстро затянуло облаком, дождь пробарабанил по жестяному подоконнику. Что происходит? Где я?
— Окружающего нас места не существует в реальности, — пояснил беловолосый, словно прочитав мысли. — Как, впрочем, и меня, и большей части того, что вы успели увидеть в этом мире. У меня много имен, но я предпочитаю, чтобы меня звали Робином. Там меня называл создатель. Но – да, мы знакомы. По крайней мере, я знаю вас очень хорошо. В свое время вы много общались с одним из моих полуавтономных периферийных устройств, голосовым терминалом. Помните, год назад?
— Вы… электронно-вычислительная машина? — ошеломленно поинтересовался Олег. Странная скованность мыслей постепенно отступала, как и боль в сердце.
— Не совсем. Мои весьма отдаленным прообразом действительно является то, что в вашем мире называют компьютером. Или электронно-вычислительной машиной, если угодно. Но я примерно настолько же сложнее компьютера, насколько автомобиль на гравиподушке сложнее самоката. Общего у нас только то, что и компьютер, и я являемся искусственно созданными сущностями, предназначенными для высокоскоростной обработки больших объемов информации и управления сложными процессами с обратной связью. Достаточно долго я являлся инструментом управления вашим родным миром, а с недавнего времени выполняю функции координатора Второй модели.