— У меня нет пятидесяти рублей, — покачал головой Олег. — Боюсь, вы обратились не к тому человеку. У меня не больше тридцати, да и те мне весьма нужны. Я не знаю, сколько задержусь в Петербурге.
— Я согласен на тридцать целковых! — горячо воскликнул гость. — Я вижу, что вы благородный честный человек, вы меня не обманете. Не обманете ведь, да? — он искательно заглянул Олегу в глаза. — Часы действительно дорогие, подарок! А иначе меня уволят, а у меня жена, дети! Ну пожалуйста!..
— Любезный, — разражаясь, произнес Олег, — я же вам на чистом русском языке сказал, что тридцать рублей – все, что у меня есть. Я сам что, зубы на полку положить должен?
— Но у вас есть товарищ! — горячо воскликнул незнакомец. — Он тоже может одолжить вам деньги. Вы не пропадете, а меня уволят! Вот, возьмите, посмотрите, какие хорошие часы! Из настоящего золота!
— Самоварного золота твои часы, Художник, — с холодной иронией сказали от двери. — И цена им пять целковых, если не три.
— Что?! — вскинулся гость. — Да как вы…
— Заткнись, — на этот раз вместо иронии в голосе зазвучала угроза. — У тебя десять секунд, чтобы исчезнуть с глаз моих. Не успеешь – вышвырну в окно.
Тот, кого назвали Художником, резко вскочил на ноги. В его глазах мелькнула ненависть, но он тут же шмыгнул в дверь мимо новоприбывшего и растаял в коридоре. Новый гость шагнул в купе, одергивая скверно сидящую невзрачную шинелишку мелкого служащего.
— Эти ребята промышляют в поездах, — пояснил он. — Играют на человеческой жадности. Если бы вы не являлись Эталоном, Олег Захарович, он наверняка развел бы вас на бабки, выражаясь языком вашего мира. Да и так, в общем-то, он развел… почти. Сейчас он изображал мелкого чиновника, а мог бы сыграть продавца краденого в темном переулке, сбывающего ворованные золотые часы. Когда в скупке вам бы пояснили, что часы ценности не имеют, его бы и след простыл. Сущее наказание для уголовной полиции.
— Я вас знаю? — подозрительно поинтересовался Олег. Вошедший отчаянно кого-то ему напоминал, но вот кого…
— Прошу прощения. Я Джао, — Демиург бесцеремонно плюхнулся на сиденье напротив Олега.
— Ой… — тихо сказал тот. — Тогда уже я прошу прощения. Я все думал, на кого вы похожи…
— Я, к сожалению, не сохранил точную внешность куклы, которой пользовался для общения с вами, — пояснил тот. — В сеансе общения с Робином ментоблок, содержащий мои реплики, апеллировал к сохранившемуся в вашей памяти визуальному образу, и вы опознали меня сразу. Сейчас мы в реальности, и вы видите перед собой приблизительную копию облика, воспроизведенную по случайным воспоминаниям. Я посчитал, что так лучше, чем ничего.
— Д-да… — пробормотал Олег. — Скажите, а я сейчас опять сплю? Ваши ментоблоки…
— Нет, — качнул головой Джао. — Мы с Робиным оказались излишне самонадеянными. Ментоблоки действуют на психоматрицы Джамтерры, на вашу в том числе, слегка иначе, чем на Малии на биологический мозг. Следствием явилось ваше неожиданное зависание в пограничном состоянии, из которого вы только чудом вышли без потерь. Мы с Робином решили, что пока он не отладит механизм ментоблоков на моделях, мы не станем их использовать. Общение через стандартные каналы обмена данными менее удобно, зато безопасно.
— Если вы решили, что я что-то понял, то глубоко ошиблись, — проинформировал его Олег. — Вы бы приняли к сведению, что нам, простым смертным, с богами общаться как-то не по чину. Умишка не хватает…
— Иронизируете? — улыбнулся Демиург. — Что мне в вас всегда нравилось, Олег Захарович, так это здоровая наглость. Я хотел сказать, что сейчас мы общаемся вживую, если можно так выразиться.
— Ага, куда уж нам, психоматрицам, на роль живых претендовать! — проворчал Олег.
— Утешайтесь, что я не более живой, чем вы, — успокоил его Демиург. — У меня белковое тело вообще только двадцать пять лет по планетарному счету имелось. А еще я родился в пробирке, а не от мамы с папой, которые умерли примерно за три миллиона лет до того.
— Я сейчас заплачу над бедным сироткой, — буркнул Олег. — Ох, простите. Что-то я сегодня не в настроении.
— Ничего, я вас вполне понимаю. Думаю, на вашем месте я тоже оказался бы не в настроении. Я лично к нынешней форме тела привыкал терции три или четыре.
— М-м… сколько? — озадаченно переспросил Олег.
— Три или четыре терции по планетарным меркам нынешней модели – двести пятьдесят или триста лет, — любезно пояснил Джао. — Ну, или около того. Метрический год – полный оборот галактики по имени «Млечный путь» вокруг своей оси, то есть около двухсот пятидесяти миллионов местных планетарных лет. Далее идут месяц, день, час, минута, секунда, терция и минитерция, каждая следующая ступень по продолжительности – двенадцатая часть предыдущей.
— Ух… — Олег помолчал, осмысливая. — Ну и масштабы у вас, однако. А сколько вам лет? Метрических? Или вопрос нескромный?
— Почему же, — усмехнулся Джао. — Скромный. Однако я вас разочарую – мне лично меньше семи метрических часов от роду по общей шкале. Самому же старшему Демиургу немногим более двух дней. Правда, достаточно много набирается по локальным шкалам искусственно созданных пузырей… соседних вселенных, но очень много теряется на темный сон, в который все мы периодически погружаемся. Но мы уклоняемся от темы. Я хочу сказать, что вам не следует зацикливаться на своем нынешнем состоянии. Должен заверить вас, что ваш текущий способ существования – ничуть не менее полноценный, чем биологическая форма, а в принципиальном плане мало отличается от моего. С технической точки зрения Демиург устроен несоизмеримо сложнее, но разница, по большому счету, лишь за счет огромного количества машинерии, которой он обвешан.