И он решительно направился к грубому невысокому помосту, служившему для непонятно какой цели, но возвышавшемуся над землей примерно на метр. Для его целей он более чем подходил. Казаки, повинуясь сигналу корнета, подали лошадей назад.
Взобравшись на помост по грубым скрипучим ступеням, Олег огляделся. Кое-кто из рабочих заинтересованно повернулся в его сторону, но большинство не обращало на него ровно никакого внимания. Ну что же…
Вложив два пальца в рот, он оглушительно свистнул. Сделав паузу, свистнул еще раз. На сей раз к нему повернулись практически все, общий гул утих почти полностью.
— Интересно, чем вам лошадь-то не угодила? — громко сказал Олег в рупор. — Ну ладно, коляску сожгли, а животину-то за что убили?
Толпа отозвалась недоуменным шумом.
— Поделом управляющему! — крикнул кто-то неразличимый. — Кровопийца!
— Похоже, ваш управляющий такая скотина, что вы его уже и с лошадьми путаете, а? — усмехнулся Олег. До него донеслись отдельные смешки. Похоже, внимание людей оказалось завоевано. — Сочувствую. Однако же не для того вы на улицу вышли, чтобы заставить начальство пешком ходить, как я понимаю. Чего вы хотите, можете внятно озвучить?
— А ты кто такой? — пьяный выкрик долетел слева. Олег повернулся, вглядываясь. Ну конечно. Один из «котов». — Ты че, нам денег принес?
— А ты всех рабочих представляешь? — поинтересовался Олег в рупор. — Что-то не кажется мне, что ты в своей жизни хоть день за станком простоял. По-моему, ты просто сявка подзаборная, ни копейки честным трудом в жизни не заработавший. Эй, господа хорошие! Найдется среди вас кто-то, кто от имени всех сказать может?
— Смотри-ка ты! — зареготали еще несколько оборванцев. — Ребята, слышь, белоручка говорит, что мы ни копейки не заработали! А сам-то как сыр в масле катается, нашей кровушки попив!
Над ухом пролетел камень. Олег вздохнул, уронил рупор и спрыгнул с помоста. Несколькими стремительными шагами преодолев расстояние до оборванцев, он сходу свалил одного прямым ударом в челюсть. Пока остальные изумленно таращились на него, не понимая, что происходит, он выдернул из толпы особо колоритного «кота» в состоящем из одних дыр зипуне, от которого за версту несло винищем, завернул ему руку в болевой захват и, не давая опомниться, потащил к помосту. Толпа настороженно молчала.
Загнав оборванца на всеобщее рассмотрение – тот растерянно заозирался по сторонам, кажется, не понимая, как он сюда попал – Олег снова подхватил рупор.
— Ну, господа хорошие, — язвительно спросил он, — хотите, чтобы он говорил от вашего имени? Как думаете, какие требования он может огласить? Побольше водки, и бесплатно? Я-то думал, что вам семьи кормить надо, но ежели водка устроит…
— Долой чиновников! — выкрикнул кто-то из толпы. — Да здравствует революция! Товарищи, все вместе сомнем казаков и этого эксплуататора! Ура!
Толпа угрожающе шевельнулась.
— А, то есть смять казаков – ваша единственная задача, — разочарованно сказал Олег. — Ну, тогда валяйте. А я пойду, мне в войнушку играть неинтересно.
— Тихо всем! — рыкнул вытолкавшийся из толпы здоровый детина с густой черной бородой и мрачным взглядом. — Послушаем, что нам скажет чистенький господин. Ну, говори!
— Что говорить? — удивился Олег. — Я ожидал, что вы для начала мне что-то скажете. Я, конечно, могу объяснить, почему лошадей убивать нехорошо, но вы-то, верно, не того ждете. Так что валяйте, я слушаю.
И тут в мозгах оборванца что-то щелкнуло. Издав угрожающий пьяный вопль, он выхватил откуда-то нож и замахнулся на Олега. Рефлекс у того сработал автоматически. Рванувшись вперед и блокировав запястьем руку с занесенным оружием, он дал противнику подножку и с силой толкнул его в грудь. С воплем пьянчуга опрокинулся на спину и шлепнулся с помоста на землю. Нож отлетел бородачу под ноги. Тот взглянул на него, потом на Олега и слегка усмехнулся. Кажется, в его взгляде мелькнуло невольное уважение.
— Хорошо дерется… — вполголоса прокомментировал ротмистр, обращаясь к Крупецкому. — В первый раз вижу, чтобы у человека и язык был подвешен, и драться он умел. Хороших людей Зубатов себе подбирает.
Крупецкий задумчиво взглянул на казака, но промолчал.
— Ну так я слушаю ваши требования! — произнес Олег. Его тон изменился, из развязного стал жестким и требовательным. — Или мне и дальше развлекать вас боксом?
— Не горячись, барин, — спокойно ответил бородач. — Все тебе скажем как на духу. Да только сто раз говорили, и все без толку. Жалованье нам повысить нужно. Гроши платят, детей кормить нечем. Горбатишься по двенадцать часов в цеху, домой на квартиру приходишь – разогнуться не можешь, а там дети грязные орут, народ чуть ли не вповалку по комнатам лежит… — Он махнул рукой. Окружающие поддержали его невнятным гулом.
— Понятно, — кивнул Олег. — Что-то еще?
— Тред-юнион требуем! — упрямо склонил голову бородач. — Хотим, чтобы от мастеров нам защиту дали. Чуть слово не так скажешь – сразу по морде. Ошибешься – штраф. Ладно бы только за пьянство да прогулы штрафовали, так ведь за поломку станка – штраф, за порванную пряжу – тоже, а есть в том твоя вина или нет, никому дела нет. Нельзя так, не по-людски.
— Хорошо. Что еще?
— А что, мало? — удивился тот. — Если ты, барин, все выполнишь, ноги целовать станем. Да только пустое все. Из хозяина лишней копейки не выдавишь. Да еще и расписками для своего магазина жалование выдает в нарушение всех законов. А казаками нас пугать не надо. Мы и так пуганые.